Ирина Генриховна, к немалому удовольствию ее мужа, совсем не способного сейчас противостоять решительности супруги, исключением не стала. Врученный ей Алексеем Петровичем дорогущий букет свое дело тоже сделал: вспыхнув от смущения, Ирина скомканно поблагодарила посетителя и, пробормотав что-то насчет вазы, которую следует найти, исчезла из палаты. Что самое удивительное – беззвучно!

– Ты, Алексей, просто волшебник... – прошептал Турецкий, которому после визита майора стало гораздо труднее говорить вслух.

– Ерунда... Должен извиниться перед тобой, Саша, не следовало бы тебя сейчас беспокоить, но... Во-первых, дело не терпит отлагательств, работать нужно, пока следы не остыли окончательно... Во-вторых, к тебе на днях собирается Слава Грязнов... Думаю, тебе нужно быть готовым к тому, в каком он сейчас состоянии. Он уже дважды пытался к тебе прорваться, пока ты валялся тут без сознания...

– Представить не могу, каково ему... – Лицо Александра Борисовича исказила гримаса боли: не физической – душевной...

– Кое-что я тебе намереваюсь рассказать в этой связи, – спокойно кивнул Кротов. – Ну и пара вопросов к тебе тоже есть... При любой возможности обходись, если тебе так легче, кивком «да – нет», вряд ли тебе сейчас можно много разговаривать.

– Не беспокойся об этом, – тихо попросил Турецкий. – Давай говори... Я так и не осознал пока, что Дениски больше нет, а уж Слава...

– Слава осознал, – коротко возразил Алексей Петрович. – И все расследование по делу поручил целиком и полностью «Глории». Возглавит ее временно Сева Голованов, я на подхвате... А там видно будет.

– Понимаю... Ну и Генпрокуратура, и само МВД... Думаю, Славку к следствию не допустили...

– Ты, Саня, меня не понял, – покачал головой Кротов. – На этот раз с органами «Глория» сотрудничать не станет. Ребята дали слово, что все расследуют сами, без... без посторонней помощи.

Александр Борисович некоторое время молча смотрел Кротову в глаза, затем облизнул пересохшие губы:

– Понял... Меркулов в курсе?..

– Если пока и не в курсе, введут в ближайшее время. Ты правильно понял: если бы они среагировали вовремя, поверили звонку, Дениска сейчас был бы жив, а ты здоров. И давай больше об этом не будем. Ты в состоянии отвечать на мои вопросы?

– Надеюсь, в случае успешного расследования, они не собираются устраивать самосуд?

– А я на что? – Кротов слегка улыбнулся.

– Действительно... – прошептал Турецкий. – Давай спрашивай...

Дальнейший разговор занял у них ровно пятнадцать минут, к концу которых Алексей Петрович знал об истории взрыва ровно столько же, сколько и Турецкий.

– Ну что ж... Не буду тебя больше мучить, – улыбнулся он. И, бросив взгляд на тумбочку Александра Борисовича, покачал головой: – Среди твоих посетителей, как я посмотрю, водятся люди со странной фантазией.

– Если ты про подвеску с божком, так это, между прочим, почти вещдок, его Петька Щеткин, мой бывший однокашник, в Генпрокуратуре слямзил... Он от МУРа в следствии участвует.

– Серьезно? – Кротов покосился на божка неодобрительно. – А тебе-то он зачем? Главное – почему это вещдок? По-моему, обыкновенный самодельный уродец.

– Не скажи! Его после взрыва на мне нашли, говорят, к куртке прицепился... Вот я и решил: что-то вроде талисмана, все-таки жив-то я и вправду чудом остался... – Турецкий помолчал и задумчиво добавил: – И вообще, что-то мне этот урод напоминает, а что – не могу вспомнить... Башка пока что ни хрена не варит...

– Что такая самоделка может напоминать? – махнул рукой Алексей Петрович. – Разве что витрину какой-нибудь турецкой лавчонки... Ладно, Саня, я пойду: обещал сегодня жене побывать с ней на одном светском рауте. Терпеть не могу эти тусовки, а куда ж денешься, если твоя супруга бизнесвумен и ей подобные связи нужны как воздух?

– Сочувствую... – вошел в положение Турецкий. И тут же поморщился. – Хотя, наверное, от такого полутрупа, как я, о сочувствии слышать весьма странно, верно?

– Ничуть, – заверил его Кротов. – Тем более что мой нынешний вечер у нормального человека, кроме сочувствия, действительно ничего вызвать не может.

Можно только догадываться, насколько был бы изумлен Александр Борисович Турецкий, доведись ему несколькими часами позже услышать разговор, состоявшийся между супругами Кротовыми.

Состоялся он в самом центре Москвы в момент, когда Алексей Петрович помогал своей жене – элегантной блондинке – выйти из машины, припаркованной у подъезда одного из элитных столичных домов.

– Знал бы ты, Алеша, – вздохнула она, – как мне осточертели эти твои «светские» вылазки... У меня дел на фирме невпроворот, а тут твой Ионов справляет день рождения... Если память мне не изменяет, четвертый раз в году?

– В прошлый раз были именины, – невозмутимо поправил супругу Кротов. – И мне, дорогая Инночка, очень не хотелось бы кое о чем напоминать...

– И не надо! – поспешно отреагировала воплощенная элегантность. – Могу и сама все повторить наизусть: и за кого замуж шла, знала, и с чьей помощью фирму свою открыла, тоже помню. И вообще, я тебя люблю!

Супруга Кротова улыбнулась, продемонстрировав мужу очаровательные ямочки на щеках, и изящно зашагала в сторону знакомого подъезда.

Свой, как упомянула Инна, «четвертый за год» день рождения Иван Герасимович Ионов, владелец небольшого, вполне стабильного банка, справлял скромно, но достойно. Не больше десятка гостей, в основном тоже бизнесмены с женами (доступ любовницам в этот дом был закрыт), пара родственников его собственной супруги Нины Алексеевны, от которой большинство из женского окружения банкира, что называется, воротило нос. Нина Алексеевна, с точки зрения дам, вела странный и даже, можно сказать, непозволительный для банкирши образ жизни: салоны красоты игнорировала, дорогие бутики откровенно презирала, за фигурой и не думала следить и, что самое потрясающее, не держала прислугу, предпочитая вести хозяйство собственными руками, далекими, к слову сказать, от совершенства... Просто удивительно, что «эту толстую клушу», как определяли ее жены бизнесменов, Ионов до сих пор не поменял на «нормальную» жену... Более того, кажется, умудрялся сохранять ей верность и чуть ли не какие-то чувства к ней...

Впрочем, приемы в их доме всегда были организованы на уровне, и в особенности это касалось угощения: тут уж ничего не скажешь, стряпухой Нина Алексеевна была преотличнейшей!..

Ради упомянутого угощения даже панически боявшиеся растолстеть дамочки давали себе на один вечерок волю, а их супруги покорно терпели, когда примерно после пятой рюмки отличнейшего коньяка хозяин дома в сотый раз приглашал мужчин полюбоваться его коллекцией холодного оружия, которую собирал много лет и каждый из предметов которой все присутствующие могли бы представить с закрытыми глазами.

Но на этот раз гостям повезло. После четвертой рюмки, когда хозяин приближался к кондиции и заметно повеселел, муж вполне успешной бизнесменши, доводившейся Ионову то ли племянницей, то ли двоюродной внучкой, которого в их компании считали настоящим альфонсом, жившим за счет жены, сам напросился взглянуть на какой-то там ионовский раритет. И, что самое приятное, банкир никого не успел пригласить в кабинет, где размещалась коллекция, так стремительно увлек его за собой этот Кротов.

После их ухода гости заметно повеселели, поняв, что на сей раз пронесло, тем более что Нина Алексеевна как раз водрузила на стол очередной шедевр своего кулинарного искусства: утку, запеченную с яблоками и черносливом.

Надо думать, все члены застолья испытали бы немалое недоумение, обнаружив, что на коллекцию, войдя в кабинет и плотно прикрыв за собой двери, ни Алексей Петрович, ни сам хозяин внимания не обратили...

– Нучто, товарищ генерал... – почтительно произнес Алексей Петрович, опускаясь в кресло, указанное ему Ионовым, на лице которого, едва они переступили порог, и следа веселья не осталось. Так же как и следа опьянения. – Дело у меня действительно срочное и, как только что выяснилось, с одним-единственным следочком, весьма странноватым...